Сюжет, мир и персонажи принадлежат Дж.Р.Р. Толкину, как и две практически прямые цитаты ("Для великого творца, как и для малого..." и "Я не разобью их своими руками...")
Моё здесь - трактовка и остальные слова.
Реплики других персонажей пропущены. Надеюсь, сюжет известен и пояснения не нужны.
Смешной у меня стиль - каждый новый кусок текста упорно начинается с имени персонажа. Редактировать не буду, как наигралось, так пусть и висит.
аж 963 слова
(...)
Феанаро, уверившись, что оружие недоступно, просто прижал к себе Нерданель и повернулся так, чтобы она оказалась дальше от Эзеллохара, чем он сам. Он понимал, что защита, даваемая этим расстоянием, весьма иллюзорна, но иногда жизнь обеспечивают мгновения и расстояние в толщину волоса. Оставалось только надеяться, что если что, он успеет и её оттолкнуть, и сам прыгнуть. Крепко прижимая к себе Нерданель и почти до крови закусив губу, Феанаро через правое плечо смотрел, не отрываясь, на то, что творилось на когда-то зелёном холме.
К страшным снам невозможно привыкнуть, даже если видишь их с детства. В детстве, довольно рано обнаружив, что другие таких снов не видят, Феанаро считал, что страшного не бывает, не может быть, что оно существует лишь во сне. Обретя свою любовь, он на какое-то время забыл о том, что может сниться страшное. А потом сны вернулись снова, и палантир показывал нечто подобное, когда первенец Финвэ пытался заглянуть в будущее. Но одно дело сон или картина из видящего камня, и совсем другое - когда всё происходит здесь и сейчас. В страшных снах и видениях всё было не совсем так, как сейчас, каждый раз по-разному, но ощущение жути и фатальности происходящего было знакомым, и это заставляло ещё упрямей всматриваться в чёрную фигуру на фоне чёрного неба.
Чувство бессилия - и во сне самая страшная вещь, какая только может присниться, страшней жуткого хохота и мира, разваливающегося по частям на мелкие осколки. Но сейчас Феанаро не чувствовал себя бессильным. Почти все, кто был ему действительно дорог, волею судеб отсутствовали на празднике. Единственную, за кого он здесь по-настоящему боялся, он сейчас почти до судорог прижимал к себе - не помня всех разладов и раздоров, просто прижимал, как самое дорогое. Умирающие Древа, буквально криком кричащие от боли, было безумно жаль - но ему ли защищать их, когда рядом Валар? Если им самим это не настолько нужно... в конце концов, это их дело, не его. А без света мы всё равно не останемся.
(...)
Феанаро выше поднял голову, поджал губы и, сощурив глаза, пристально посмотрел на Йаванну. Он был совсем не рад, что оказался провидцем, на него снова нахлынуло ощущение нереальности происходящего, как будто он оказался в одном из своих снов, что навели его на мысль создать нерушимые светящиеся камни.
(...)
Феанаро взглянул на Короля Мира, но не ответил. Затем он отвел взгляд и долго молчал, глядя куда-то в сторону, поверх голов стоящих вокруг эльдар.
(...)
Феанаро, сам не замечая, что мнёт и собирает в кулак рубашку на собственной груди, посмотрел, наконец, в сторону Сил Мира и ответил с горечью:
- Для великого творца, как и для малого, есть творение, что в своей жизни он может создать лишь однажды, и в творении этом живёт его сердце. Может, я и смогу снять оковы со света моих камней, но никогда не будут они сотворены вновь. И когда моя рука разобьёт их, разобьётся и моё сердце. И погибну я, первым из эльдар в земле Амана.
(...)
Феанаро не обратил внимания на странные слова Владыки Чертогов. У него было отчётливое ощущение, как будто на его не украшенной вышивкой рубахе кто-то нарисовал две мишени для лучных тренировок - одну на груди и вторую на спине. Он отстранился от Нерданель и огляделся так, как мог бы оглядеться загнанный в угол волк. Он слишком хорошо помнил слова Мелькора о том, что сильмарилли не будут в безопасности там, где правят валар. А Мелькор и сам вала, как никак, и то, что Феанаро успел прочесть в его душе, отнюдь не говорило об уважении к чужой собственности и чужому творению.
- Я не разобью их своими руками! - крикнул он, обращаясь к Манвэ. - А если вы сделаете это силой, я буду знать, что воистину родичи вы Мелькору Губителю Древ!
(...)
Взгляд Феанаро выхватил из толпы лица сыновей. Он сперва не поверил своим глазам - мало ли, что почудится при свете звёзд да неверных отблесках немногих факелов - но это были они, какие-то сосредоточенные и подобравшиеся, сами не свои. "Неужели я тоже так выгляжу?" - мелькнула неуместная мысль. Он подался вперёд и положил им руки на плечи.
- Нельяфинвэ? Канафинвэ? - Феанаро замолчал, понимая, что сейчас они сами скажут, почему вдруг объявились на Таникветиль. С момента, когда он запретил сыновьям следовать за ним на праздник, случилось слишком много всего, да и по их лицам было ясно, что явились они сюда не просто так.
(...)
Феанаро несколько мгновений невидящим взглядом смотрел перед собой, пальцы на плечах сыновей крепко сжались. А потом он пристально посмотрел в глаза сперва Кано, а потом Нельо, то ли пытаясь почувствовать, как оно было, то ли невольно ища опровержения.
(...)
Феанаро, сжав кулаки, опустил руки и до крови закусил губу. Все, что произошло до того - тьма, гибель Древ, страх утраты беспримерного творения собственных рук - всё было ничем по сравнению с вестью о смерти отца. Пока он здесь прохлаждался, его отец заступил дорогу тьме и погиб от вражеской руки. Феанаро поднял руки к тёмному небу и сказал громко, так, чтобы слышали все - и эльдар, и валар, и остовы Древ, и звёзды в вышине, и вздыхающее вдали море - и, быть может, даже тот, кто во всём этом виноват... впрочем, виноват только он ли?
- Проклинаю тебя, подлый убийца! Нет тебе больше имени, нет тебе ни покоя, ни удачи, ни прощения, Чёрный Враг Мира отныне ты, поднявший руку на короля нолдор! Будь проклят призыв на праздник, забравший меня от порога моего отца! Будь проклят час, когда я в безумии и слепоте послушался призыва и явился на Таникветиль!
Феанаро опустил руки, покачал головой, как будто это могло что-то изменить. Ком, предательский ком подкатывался к горлу, и Феанаро, подняв к горлу правую руку и чувствуя, что ещё немного, и он, словно мальчишка, с рыданиями рухнет наземь перед тронами валар, попятился, вышел из Круга Судеб и убежал в темноту, подальше от взоров, от вздохов, от толпы, среди которой он стоял в то время, как Враг убивал его отца.